Лётчики России в Афганистане…

В 20-30-е годы сразу после образования Советского Союза, страна продолжала находиться в мощном враждебном окружении. Практический со всех сторон страны шли боевые  действия. Иностранные интервенты находились и внутри страны и на границах. На западе страны (Германия, Польша, Франция, США и Англия) и на Дальнем Востоке (США, Япония), но и на южных и ближневосточных рубежах приходилось вести весьма активные боевые действия по ликвидации банд басмачей.
Так как базы басмачей находились за границей, в частности в Афганистане, то борьбы с ними и  для укрепления своих позиций в Афганистане использовались не только привычная для органов разведки агентурная работа, но и операции специальных войсковых групп.

В сентябре 1924 года в Кабул прибыли первые советские летчики. Они были приглашены Афганским правителем Амануллой-ханом (на фото) для оказания помощи афганской армии, которая вела напряженную борьбу с моджахедами в центре страны.  Эмир надеялся закончить подавление их  банд до зимы. Великобритания заявила протест по поводу принятия на службу наших летчиков, однако он был оставлен Амануллой без внимания. [1]

Всего в Кабул были направлены 11 летчиков и авиатехников. Первые боевые вылеты они совершили на “Де-Хэвилендах” 6 октября 1924 года, в район Зурмаха, потом, 14 октября, в район Хоста и район Чадран. Такой большой перерыв во времени боевых вылетов объясняется тем, что запасы, горючего и боеприпасов, взятые с собой, быстро закончились, а вьючный караван прибыл не скоро.  [2]

В это же время посол СССР в Афганистане Леонид Николаевич Старк направил Аманулле на рассмотрение план создания афганских военно-воздушных сил. Одновременно он писал:

“В настоящее время идут переговоры по заключению контракта с нашими летчиками. Не надеюсь на успешность таковых ввиду непомерных требований наших товарищей. Условия немцев и итальянцев более скромны. Стараюсь умерить требования наших товарищей.” [3]

В конце октября Аманулла согласился с планами формирования собственных ВВС в составе двух разведывательных и одного истребительного авиаотрядов общей численностью 36 аппаратов и авиашколы (16 аппаратов). Одновременно он предложил создания авиалиний Ташкент-Кабул и Кушка-Герат-Кабул, причем, наибольшее значение придавалось последней. Летчики оставались в Кабуле в течение длительного периода, по крайней мере в марте 1925 года управление ВВС Туркестанского фронта отдало приказ, запрещавший летчикам фронта переписываться со своими коллегами в Кабуле о возможной замене, а военный атташе В.М.Примаков писал в своей книге “Афганистан в огне” об участии наших летчиков в боевых действиях и в 1928 году.[4]

В середине 1928 года афганский правитель, уверенный в прочности своего трона, отбыл в Европу, но вскоре после его возвращения в Афганистане произошел переворот. Правительственные войска не сумели противодействовать отрядам моджахедов под предводительством бывшего взводного командира эмирской гвардии Бачаи-Сакао. Нередко целые полки переходили на сторону восставших, поверивших посулам “защитников ислама”.

17 января ими был занят Кабул и власть перешла к эмиру Хабибулле (это имя принял Бачаи-Сакао после воцарения) и сторонникам развития по исламскому пути, противившимся всему новому: светскому образованию, фабрикам, наконец, новым пулеметам и самолетам на вооружении афганской армии.[5]

Свержение Амануллы не прошло бесследно для приграничных районов советской Средней Азии. В Афганистане проживали десятки и даже сотни тысяч узбекских, туркменских и таджикских декхан, бежавших от голода и войны за границу. Если при Аманулле с попытками помощи родственникам, жившим севернее Аму-Дарьи и Пянджа, боролись, то с приходом Бачаи-Сакао отряды басмачей то и дело стали прорываться через реки и горы, что беспокоило Москву, так как позиции в кишлаках и аулах новой советской власти не были особенно прочными.

Разведывательный отдел САВО 10 марта 1929 года сообщал:

“Вслед за захватом власти в Афганистане Хабибуллой отмечается резкое повышение активности басмаческих шаек, учащаются случаи перехода на нашу территорию… узбеки — бывшие басмачи принимали активное участие в совершении переворота и привлекаются к охране границ…

Хабибулла установил контакты с эмиром бухарским и Ибрагим-беком, (один из лидеров басмачей) обещал оказать содействие в походе на Бухару… Развернувшиеся в Афганистане события, развязывая силы басмаческой эмигрантщины, создают угрозу спокойствия на нашей границе…” [6]

А вот как оценивали ситуацию в Среднеазиатском бюро ЦК ВКП(б):

“События в Афганистане объективно являются одним из звеньев антисоветской деятельности английского империализма на Востоке. В результате пала не только сопротивляемость Афганистана перед натиском английского империализма , но и последний приобрел в лице Баче-Сакау (так в документе) послушное орудие для укрепления английского влияния внутри Афганистана и для усиления антисоветской деятельности в приграничных с нами районах.

Антисоветские тенденции Баче-Сакау находят свое отражение в усилении закордонной басмаческой иммиграции, переговорах с бухарским эмиром…

Одновременно растущая в республиках Средней Азии в результате успешного социалистического наступления активность байства, духовенства и буржуазно-националистической интеллигенции также пытается использовать события в Афганистане в интересах борьбы против Советской власти…[7]

Поэтому в Москве и Ташкенте внимательно следили за развитием ситуации в Афганистане, что бы не упустить удобный момент для направления хода событий в нужном для СССР направлении. И такой момент настал. В феврале-марте 1929 года Аманулла прибыл с группой своих соратников в район Кандагара для организации сил, во главе которых он надеялся вновь войти в Кабул.

Тем временем в ЦК ВКП(б) обратился генеральный консул Афганистана в Ташкенте Гулям-Наби-хан (на фото). Он просил разрешить формирование на советской территории отряда из покинувших страну сторонников Амануллы.
Для усиления боеспособности воиск Гулям-Наби-хана его решили пополнить красноармейцами национальных частей Среднеазиатского Военного Округа. Более того, руководство формированием отряда поручили заместителю командующего округом Маркиану Германовичу.[8]

Вскоре выяснилось, что афганцы хорошо умеют стрелять, но плохо разбираются в устройстве русских винтовок и чтобы перезарядить их… бьют по затвору камнем. О более сложном вооружении умолчим. Поэтому пулеметные и орудийные расчеты были укомплектованы красноармейцами. Небольшой по численности отряд был оснащен 12 станковыми и 12 ручными пулеметами, 4 горными орудиями и подвижной радиостанцией.[9]

К 10 апреля 1929 года отряд под командованием «кавказского турка Рагиб-бея» был подготовлен к выступлению. 14 апреля разведчики бесшумно сняли афганскую заставу на южном берегу Аму-Дарьи и двинулись на юг. На следующий день отряд Рагиб-бея стремительно выдвинулся к городу Келиф. Его гарнизон был поначалу настроен весьма решительно, но после первых пушечных выстрелов и пулеметных очередей сдал оружие.[10]

Отряд Рагиб-бея (Примаков В.М.) переходит границу, через реку Аму-Дарья

22 апреля 1929 года отряд подошел к Мазари-Шарифу. Ранним утром передовые подразделения ворвались на окраину. Жестокий бой продолжался весь день. Решающую роль в нем сыграла хорошая оснащенность пришельцев пулеметами, буквально сметавшими густые контратакующие цепи противника. Вскоре из Мазари-Шарифа в Ташкент полетела телеграмма о взятии города. А из штаба САВО в Москву отправилась депеша следующего содержания: » Мазар занят отрядом Витмара.» [11] Расшифровать это псевдоним не составляет труда: это был Виталий Примаков.

Подготовка и действия отряда были тайной до момента перехода границы. 17 апреля 1929 года губернаторы Мазари-Шерифской провинции[12] заявили протест по поводу организации на советской территории отряда Гулям-Наби-хана и занятия им ряда приграничных населенных пунктов. Несмотря на обстоятельства, подтверждавшие заявление, советский генеральный консул сделал решительное опровержение о советском вмешательстве в дела Афганистана.[13] Похоже, представители Наркомата Иностранных Дел в Узбекистане считали, что СССР не имеет никакого отношения к действиям отряда Гулям-Наби-хана, поскольку в обзоре о положении в Афганистане за апрель 1929 года далее написано, что 22 апреля Мазари-Шариф был занят… отрядами верными Аманулле.

Несмотря на успешное начало операции Примаков беспокоился за ее исход. Гулям-Наби-хан при подготовке похода уверял своих покровителей, что в глубине афганской территории к отряду присоединятся тысячи людей. Действительность опровергла ожидания. Витмар сообщал: «Операция задумывалась, как действия небольшого конного отряда, который в процессе боевой работы обрастет формированиями, но с первых дней пришлось столкнуться с враждебностью населения.»[14]

Через день гарнизон крепости Дейдади, расположенной неподалеку от Мазари-Шарифа при поддержке племенных ополчений предпринял первую попытку выбить отряд из главного города северного Афганистана. Плохо вооруженные афганские солдаты и ополченцы с религиозными песнопениями шли под пулеметный и орудийный огонь. Цепи были густы и пришельцев выручали только плохая организация наступления и умелый маневр огнем. Витмар попросил помощи из Союза. На помощь был выслан эскадрон с пулеметами, но встреченный превосходящими силами противника, он был вынужден возвратиться на советскую территорию. 26 апреля самолеты доставили в Мазар 10 пулеметов и 200 снарядов.[15]

После нескольких неудачных попыток штурма города афганские военачальники чтобы принудить пришельцев к сдаче, прибегли к простому, но очень эффективному способу: перекрыли арыки, по которым в город поступала вода. В афганской части отряда Витмара начался ропот.

Поставленный перед угрозой разгрома Витмар отправил в Ташкент новое донесение: «Окончательное решение задачи лежит в овладении Дейдади и Балхом. Живой силы для этого нет. Необходима техника. Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат (иприт, 200 хлоровых гранат мало) к орудиям. Кроме того необходимо сделать отряд более маневроспособным, дать мне эскадрон головорезов… Мне отказано в эскадроне, авиации, газовых гранатах. Отказ нарушает основное условие: возьмите Мазар, потом легально поможем. Если можно ожидать, что ситуация изменится и мы получим помощь, я буду оборонять город. Если на помощь нельзя рассчитывать, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади. Возьму — значит мы хозяева положения, нет, значит обратимся в банду и ищем путей домой.» [16]

На этот раз отряду была оказана более действенная помощь. 6 мая авиация Среднеазиатского ВО несколько раз штурмовала боевые порядки противника. А днем раньше через границу переправился второй отряд из 400 красноармейцев при 6 орудиях и 8 пулеметах.

Примаков, узнав о том, как происходил переход, заметил: «Заставу можно было скрасть и снять безо всякого шума и Дыбенко (командующий САВО — П.А.) напрасно придает переправе характер формальной войны.»[17]

После двухдневного форсированного марша Зелим-хан (пока неизвестно, кто скрывался под этим псевдонимом) вышел к Мазари-Шарифу. Вместе с осажденными они отбросили афганцев в крепость. 8 мая после бомбардировки с воздуха и артиллерийского обстрела гарнизон Дейдади покинул цитадель, оставив победителям немалые трофеи.

После двухдневного отдыха объединенный отряд двинулся дальше на юг, захватив еще два города: Балх и Ташкурган. Такое развитие событий явно не устраивало новое афганское правительство, которое решило уничтожить вторгшихся чужеземцев и бросило против них дивизию под командованием одного из лучших своих полководцев Сеид-Гуссейна.

Примакова в этот момент внезапно вызвали в СССР, 18 мая он на специальном самолете вылетел в Ташкент. Командование отрядом принял Али-Авзаль-хан. Под этим псевдонимом в отряде находился Александр Черепанов.

Он принял решение продолжать продвижение к Кабулу. Но 23 мая пришло известие о том, что дивизия Сеид-Гуссейна внезапно овладела Ташкурганом, перерезав тем самым пути снабжения и поставив под угрозу само существование отряда. В стане Гулям-Наби-хана началась паника, его чиновники спешно потянулись к советской границе. Али-Авзаль-хан вынужден был развернуться и двинуться к Ташкургану. Утром 25 мая после артиллерийской подготовки и авиационной бомбардировки красноармейцы ворвались в город. Упорнейший бой продолжался два дня. Город трижды переходил из рук в руки, но в итоге афганцы вынуждены были отступить.[18]

Однако и после этого продолжение операции, тем более успешное ее завершение не стало менее проблематичным. В ходе боя за Ташкурган были израсходованы почти все снаряды, даже неприхотливые русские горные трехдюймовки разогревались настолько, что у двух из них вырвало стволы, а стволах знаменитых «Максимов» вода из горных ключей скоро превращалась в пар. Отряд понес серьезные потери (убито 10 командиров и красноармейцев и 74 хезарейца, ранено 30 красноармейцев и 117 хезарейцев)[19] и был отведен на отдых. [20]

Впрочем, главное препятствие для дальнейших действий состояло в другом: маленький отряд не мог успешно действовать, когда большинство населения относилось к нему враждебно. Пока бойцы и командиры отдыхали, пришло известие, что двигавшиеся на столицу Афганистана сторонники Амануллы потерпели поражение. В этой ситуации продолжение войны силами маленького отряда становилось бессмысленным и 28 мая штаб Среднеазиатского ВО отдал приказ о возвращении на Родину. В течение нескольких дней это решение было выполнено.

В этой операции участвовали подразделения 81 кавалерийского и 1 горнострелкового полков и 7 конного горного артиллерийского дивизиона. В документах частей она значится как “Ликвидация бандитизма в южном Туркестане” Несмотря на то, что более 300 ее участников были награждены орденом Красного Знамени, а остальные — ценными подарками, ее изложение в исторических формулярах было запрещено.[21]

Экспедиция закончилась, но в штабе Среднеазиатского ВО продолжалась разработка операции по борьбе с Бачаи-Сакао. Один из ее вариантов предусматривал возвращение Амануллы при сохранении независимости Афганистана, другой — создание на севере страны марионеточной республики с дальнейшим ее присоединением к Советскому Союзу.[22]

Интервенция не состоялась потому, что в октябре 1929 г. афганский народ сверг Бачаи-Сакао без всякой помощи извне. Афганистан избежал вторжения и межплеменной войны, которая наверняка разгорелась бы в этом случае.

В конце июня 1930 года советские войска вновь появились в Афганистан, но на этот раз визит имел принципиально иной характер: части сводной кавалерийской бригады под командованием Якова Мелькумова должны были по замыслу командования САВО уничтожить гнезда басмачей на афганской территории: “Перед переходом границы у поста Айвадж бойцам было произведено разъяснение о вторжении на территорию соседнего государства. Вторжение объяснялось необходимостью обеспечить социалистическое строительство в СССР и в частности Таджикистана и Узбекистана, необходимостью лишить басмачество экономической базы, истребить басмаческие кадры, причем все это должно явиться нашим подарком ХYI съезду партии.” [23] И в самом деле, участники операции не встретили в ходе своего рейда никакого противодействия ни со стороны местной власти, ни со стороны регулярной армии.

Хотя 23 июня бадахшанский генерал-губернатор прислал письмо, в котором упрекал советских командиров во внезапном переходе границы и призывал их возвратиться на свою территорию, в дальнейшем представители местной администрации оказали помощь советским войскам в приобретении фуража и переправе через реку Ханабад-дарья.[24]

Командиры частей строго следили, чтобы в ходе операции бойцы случайно не “задели” хозяйства и имущество коренных жителей, не затрагивали их национальные и религиозные чувства. Более того, даже оплата полученных припасов проводилась в удобной для населения валюте. Местные жители нередко соглашались быть проводниками частей Красной Армии из-за недовольства чужаками, занимавшими по их мнению лучшие земли.

Поначалу Ибрагим-бек хотел дать бой, но узнав о силах, перешедших границу, ушел в горы, также, как и другой видный курбаши Утан-бек, предупрежденный о приходе Красной Армии своими агентами на границе. Поэтому, как сообщалось в отчете об операции “нашим частям не пришлось встретить организованного сопротивления и они ликвидировали отдельные шайки численностью по 30-40 джигитов, отдельных басмачей и их пособников. Всего уничтожено 839 человек басмачей, эмигрантов, активных пособников. Из главарей убиты глава религиозной секты Пир-Ишан , идейный вдохновитель басмачества, курбаши Ишан-Палван, Домулло-Донахан.

Сожжены и разрушены кишлаки Ак-Тепе, полностью уничтожен Али-абад за исключением части кишлака, населенной афганцами, уничтожены все кишлаки и кибитки в долине реки Кундуз-Дарья на протяжении 35 км и населенными кунградцами, локайцами, (этнические группы узбеков) дурменами (этническая группа туркменов) и казаками (речь идет о казахах). Взорвано до 17 тыс. патронов, взято до 40 винтовок, сожжен весь эмигрантский хлеб, частично угнан и уничтожен скот… Коренное население тронуто не было. Местное афганское население отнеслось к Красной Армии хорошо, не покинуло ни одной кибитки…

Наши потери — утонул при переправе один красноармеец и ранены один комвзвода и один красноармеец.”[25]